Вокруг шумела жизнь. Полные восторга и торжества за победу ликовали, кажется, все жители замка-крепости Тибидохс. Их лица сливались для Тани в одну бессмысленную массу, и очерствевший, вмиг покинутый силами разум девочки не утруждался даже, чтобы выделить хоть какое-то знакомое лицо из всего этого чуждого ей сейчас потока. Безлично-эгоистичный, но в истинно своей заботе не касался этот праздник Тани и существовал своей особой яркой жизнью, в которой не было места беде когда-то многочисленной и одной из сильнейших семьи Гроттер, сейчас же довольствующийся лишь Таней одной.
То баюкая, то ненавидя свое горе, рыжая девчонка ожесточенно кусала губы и против своей воли глотала слезы. Словно пророчество звучали в её голове слова академика: "Больше вы с ним никогда не увидитесь" — а перед глазами стояло лицо молодого отца, гордо выполняющего свой последний круг почета вокруг поля так, словно не существовало ничего кроме того мига. Она бы и рада убежать от всего этого, но знала, что ей не под силу.
Таня обернулась. Немного в отдали громоздилась косая на одну сторону фигура, даже в этой неловкой позе выражавшая необычайную гордость и силу духа. Рывком Гроттер настигла ее:
— Вы! — почти прошипела Таня, пронзая взглядом человека, с которым так поразительно сильно была родна духом. Которому доверяла и который в её глазах сейчас был самым страшным предателем и подлецом.
— Вы должны должны были сказать мне! Как вы могли молчать?! — Горечь, обида и разочарование слились вместе и зазвенели в голосе. Таня яростно смахнула соленые слезы с лица, гневаясь на них, на себя и на то, что не может перестать плакать, даже когда так сильно злится.
Казалось, вот-вот, и они прекратятся. И больше никогда Таня Гроттер не будет плакать, ведь она уверена: больнее этого просто не может быть. И от осознания того, что всё потеряно, что её лишили сладкого неведения (то у Дурневых, в которых жажда к сочинительству да вредительству превозмогла долг сказать, что родных у нее больше нет, то здесь, в Тибидохсе, среди этих стен, трепетно хранивших, кажется, облик её отца, за которым она могла следовать, по крупицам находя подсказки о его жизни, о его мечтах — о всем том, что не суждено ей было разведать у него лично) стало совсем уж невыносимо.
— Это все драконбол, верно? Все ради победы, все ради матча с невидимками. Ведь это единственное, что имеет значение, да? — Таня выплюнула последнее слово с ошеломляющей ненавистью:
— Драконбол.